MONSOON |ˌmɑːnˈsuːn|

Глава 1

БЛЮЗ

англ. blues от blue devils «уныние, хандра»

Из рекомендаций по обращению с виниловыми пластинками:

Царапины могут образовываться по причине довольно мягкой поверхности изначально и малого уровня защиты. Важно, чтобы качество звука не страдало от появления царапин. Если это диск-LP, то рекомендуется держать такие диски в конвертах, при прикосновении к ним держаться за края и центр.

Неправильное обращение, например, падение или скольжение пластинок, может привести к появлению царапин, которые повлияют на воспроизводимость винила. Воздействие экстремальных температур, особенно тепла, может вызвать деформацию. Деформация исказит форму пластинки и сделает ее непригодной для воспроизведения.

Я была хорошо ознакомлена с этой инструкцией, но все равно роняла, забывала положить в конверт, часто слушала не протирая пыль, бралась не только за края и центр, часто перегревала, забыв про чрезмерное тепло и его пагубное воздействие. И как следствие вначале нарушение ритма в одном месте, потом царапание в другом, потрескивание в третьем, и пластинка стала непригодной, лишив меня возможности слышать и различать любимые мелодии и голоса.

С ней уходили воспоминания. Я еще видела и могла прочесть имена исполнителей и названия композиций, но со временем становилось все труднее вспомнить как это было.

3. Wei La "We will say goodbye to meet again."

Я помню ее низкий голос, местами монотонное звучание, темноту от него на сердце, блюзовые аккорды, вижу микрофон в металлическом корпусе, слышу звуки бара, в котором идет запись этой густой, пряной, грустной и температурящей мелодии и слов, в которых она объясняет любимому, что никак не может попрощаться с ним. Снова и снова она говорит ему прощай, но на утро снова крутит диск телефона и говорит в трубку goodbye, но не вешает ее. Слушая снова и снова, мы чувствуем, что она лукавит и совсем не хочет прощаться. Ей нравится знать что он страдает, но снова снимет трубку, услышит ее прощай, но и в этот раз они не попрощаются. Потом ее голос звучит уже наигранно, мы знаем, что ее драма на деле драма для его сердца, а она лишь роль.

Со временем я стала все чаще переставлять тонарм, чтобы пропустить эту песню. Потом ненавидела ее вечные показные страдания. Потом начала ненавидеть и его за то, что он каждый раз вначале бежит, а потом уже и бредет к этой телефонной трубке. Мне хотелось перестать слушать эту песню. Но под нее прошло всё мое детство, было грустно расставаться с ней, но когда она перестала воспроизводиться, я испытала внутреннее облегчение, что хотя бы так, но этот диалог прервался.

5. Ella Lily on the Valley «I forgot to say you something»

начинает петь она, и мы узнаем, что она забыла сказать своему возлюбленному что не одна. Но это же неважно… Да, давно замужем, просто не упомянула об этом. Она говорит ему, что от мужа не уйдет никогда, но просит смотреть на нее как на свою жену из прошлого. Она так и поет ему:

I kissed you goodnight back 100 years ago

could you really have forgotten it

when you woke up this morning?

У нее тонкий и нежный голос, она легко берет высокие ноты. Кажется, она действительно не понимает почему для него это важно. Хорошо, что она избавила нас от описаний своего мужа, но по тому, как она поет, мы понимаем, что это хороший мужчина, и от этого сердцу еще сложнее.

А эта легкость, с которой она говорит про сто лет… Неужели она и вправду считает, что это также недавно, как и вчера. Но похоже она и вправду так думает, – в звучании ни одной фальшивой ноты, голос льется как с вершины река.

Ее эфирность и это черное платье в сцену, перчатки выше локтя, левая рука, змеей обвившая стойку микрофона. Мне хочется, чтобы она ушла не допев, потому что я сижу рядом с ним, в зале за круглым столиком, конечно, в первом ряду, и боюсь только, что он что-нибудь с собой сделает, когда она закончит петь и уйдет под жидкие аплодисменты этого маленького бара в желтом луче прожектора.

Пока она поет, я смотрю внимательно на карман его пиджака, он все равно не видит никого кроме нее – нет ли там флакона с быстрым ядом, а может на полу в портфеле лежит пистолет, и он убьет себя сегодня ночью.

А в это время в гримерке с букетом и улыбкой ее ждет муж, чтобы увезти куда-нибудь от этого ее увлечения. Ему непонятно, зачем она каждый четверг поет в этом странном клубе на краю города, и почему всегда одну и ту же песню, и по всей видимости у нее даже есть постоянные слушатели. По крайней мере одного он видит на каждом ее выступлении в первом ряду…

Я с облегчением вздохнула, когда голос Эллы, однажды дрогнув, превратился в невнятное растянутое звучание, и тонарм навсегда перещелкнул на

6. Kim Samuel. Live me alone forever.

Ее я любила. Вот эта девушка мне нравилась всегда, я испытывала к ней огромную благодарность. Когда она начинала петь, я начинала вместе с ней говорить в голос о, а вот тебе спасибо или наконец хоть один разумный человек на этой пластинке или дождалась! Еще одна песня, и я бы точно разломала этот винил, и все в таком духе.

Эта Kim Samuel не мучала меня. В этой песне она, как и многие, прощалась с возлюбленным, но так бодро перечисляла сколько выгоды она получит от этого расставания, сколько проблем отпадет и какие возможности откроются, что я просто искренне восхищалась ей!

Она знала какие варианты могут быть после него, чего точно не будет в ее новой жизни, как она будет теперь свободно жить, и что может даже захочет детей. Свободная от такой любви она сможет больше. Голос ее был совсем юный, а рассуждала она по-взрослому. Мне нравилась эта малышка, и главное, что она оказалась старше страданий, при том, что явно его любила. Пела она уверенно, легко, моментами страстно, но всегда себя контролировала. Мне это очень нравилось.

Иногда я по окончании ее исполнения откидывала подъемник тонарма, наступала тишина, а я представляла, как она, сама эта Kim Samuel, поступила бы на моем месте. Что сказала бы боссу, как ответила бы маме, или как попрощалась бы с моим парнем. Она была для меня авторитетом. Мне нравилось, как она разбирается со сложными ситуациями, и я искренне ждала выхода ее альбома. Одной песни мне явно было недостаточно. Для себя я называла ее малышкой на миллион.

8. Roy Redfield. She brought me bad news.

Вначале, когда я только рассматривала эту пластинку в магазине, читая названия композиций и имена исполнителей, я подумала, что этот парень должен быть африканцем в татуировках и широких штанах, – все по классике. Трудное детство, улица, наркотики, торговля, потом черный лимузин, концерты, а потом срывы из-за какой-то глупой девчонки, почему-то запавшей в его нежное сердце. А плохие новости, – это аборт, который она сделал не сказав, решив, что ему это точно не нужно, а он на самом деле так хотел бы от нее ребенка. И теперь он больше не будет с ней, не сможет после этого быть с ней. Его наркоманка – мать оставила себе маленького Роя, растила одна, в 15 лет, а эта молоденькая дурочка так запросто обошлась с его сыном или дочкой, когда он бы мог так многое дать. В общем, можно сказать я купила эту пластинку ради него и первой поставила ее на проигрывание. И что же оказалось, кто же был этот Рой и какие плохие новости она ему принесла. Все было иначе.

Рой Рэдфилд был такой, знаете, тип мужчины, – волос на бриолине, идеально сидящий костюм, шелковый платок в кармане, нежная кожа рук, неосознаваемое поглаживание себя по груди, скулам, подбородку, бедрам – такой постоянный self-touch, self-love, my very self.

Она принесла мне плохие новости, – жалуется он нам, а мы думаем как же хорошо все вышло-то. И знаете, он сделал, по-моему, один отличный поступок. Узнав, что она провела прошлую ночь с другим и рассказала ему об этом, он, уже в конце песни, долго и затягивая историю об осадке, который остался у него на душе, о нечистоте, которую она принесла этим известием, в общем, всячески обосновывая, что он имел право на все что угодно после этого – он говорит, что решил попробовать отношения с мужчиной. Они по существу своему порядочнее, а для него это главное. Он поет это нам так, знаете, чтобы мы уже не питали иллюзий, что он сможет влюбиться в кого-то из нас.

А я слушаю его не самый приятный голос и средненький вокал и думаю, держитесь, пацаны, мы дружно закинули этот мяч в вашу сторону, сами теперь с ним и возитесь.

Не люблю я все-таки самовлюбленных ни мужчин, ни женщин.

Песня код номером восемь сохранилась лучше всех остальных, – я ее почти не слушала.

10. Leslie Sand. We were all waiting for only one thing – continuation.

Глава 2

ЭЛЛА ШЕЛТОН

Все морские существа, обитающие глубоко под водой,

имеют интересный внешний вид и ведут довольно странную жизнь.

I.

Она подошла к зеркалу и в отражении увидела себя и не-себя. На нее смотрела она же, но с другим, сильным и непохожим на ее – взглядом. Он был настолько пронзителен, что казалось зеркало треснет, и из маленькой точки начнет расползаться паутина тонких дорог. Не-она сможет это остановить. Движение замрет, и зеркало затянет наметившиеся линии разлома: как заживают раны на теле, затянется разрыв амальгамы.

Она стояла с той стороны, и что-то важное ей говорила, но Элла, как ни силилась, могла слышать только давящую тишину. Это сильно расстраивало ее. Связь не просто прерывалась, она не устанавливалась, их не соединяли. Она была на подводной лодке, а в круглое окно иллюминатора беззвучно что-то важное говорила, открывая рот, большая глубоководная рыба.

Та, что смотрела на нее, была женщиной незамужней, без детей, свободной от всего, и даже от себя. Казалось, если продолжать смотреть еще несколько минут, из верхней части ее тела, включая глаза, рот и область легких – вылетит птица. Останется стоять с приоткрытым ртом, замершими глазами, и распахнутой грудиной застывшая в зеркале картина, неизменная уже навсегда, а птица будет медленно исчезать из вида в небе.

Элла встряхнула головой, не желая, чтобы кто-нибудь из семьи застал ее в этом неловком состоянии. Она уже научилась вовремя возвращаться через это резкое движение головой.

Она была бледна, но щеки алыми яблоками наливались в одно мгновенье. Была худа, но движениями скользила плавно. Была красива, но ее лицо иногда становилось неузнаваемым.

Не-она появлялась иногда. Когда надолго исчезала, Элла убирала тканью зеркала, потому что знала, что не встретит ее там. Будут появляться другие, – возможно добрые, ласковые, умные, уставшие, потухшие, веселые, задорные, – но не эти глаза. Они, как возможная толпа собеседников на вечеринке, вполне приличных и теоретически интересных – были для нее гостями бала-маскарада, с которыми она могла бы веселиться и небрежно болтать, с кем-то тайно курить или, выбежав в туалет, послаблять затянутые корсеты и громко хохотать, но та, которую ждала она – не могла быть на этом балу.

Одним движением Элла сдернула ткань с зеркала и увидела ее. За время, прошедшее с их последней встречи, когда Элла снова не смогла услышать ни слова, она сильно изменилась.

Поначалу она думала о ней ежедневно, потом ежечасно. Мысли о той, которую ты не знаешь, но вы похожи с ней как две капли воды, – привели ее к новому состоянию. Безмыслия. Вначале она просто закрывала глаза, обессиленная от тщетных попыток научиться для начала хотя бы слышать, а потом уже разбирать язык, на котором та с ней говорила. Потом она обычно проваливалась в сон, утомленная напряжением, пока однажды, когда от состояния сна ее отделяло всего несколько вдохов и выдохов – ее организм перестал дышать, сама собой случилась задержка на выдохе. Элла замерла, как будто встретившись с чем-то новым, но не испуг коснулся ее сердца, а чувство, что вдруг она увидела дверь, которую раньше не замечала. Она проходила мимо, а тут внезапно остановилась. Мозг стал работать на огромной скорости, опустив для нее собственные расчеты, и выдав два варианта решения: открыть эту дверь и войти, оставаясь на той же задержке дыхания, или впустив воздух, пройти мимо этой двери, сразу забыв о ней, и погрузившись в сладкую дремоту. Все тело оповещало ей, что выбирает первое. Сопротивляясь резкому вдоху, она каким-то образом поднырнула под собственные легкие и вошла в дверь.

Процесс дыхания был восстановлен, но она уже стояла в зеркальном отражении своей комнаты, зеркальном отражении своего сознания. Она увидела себя, лежащую на полу, воротник стойкой с мягкой оборкой был ослаблен, заколка лежала в руке, волосы еще сохранили форму поднятой наверх прически. Она отметила, что заметно похудела, и талия казалась затянутой в корсет, но его она сегодня не надевала. Черные туфельки и пышная юбка – новые, были доставлены вчера из магазина. Муж на работе, дети на учебе, – она свободна, но крепко связана этими узами. Не хватало пары лошадей или дюжины собак, чтобы она всего пару мгновений назад навсегда выбрала сладкую дремоту. Но этого не случилось. Она открыла дверь в подсознание, куда с тех пор стала ходить ежедневно.

II.

У них было двое детей, мальчик и девочка, девочка старше. Это казалось ей неправильным и странным. Мальчик, по ее мнению, должен был родиться первым. Собственно, так и вышло, девочка была как мальчик, а мальчик был слишком нежным созданием.

Эта кулиберда всегда ставила ее в тупик, потому что то, как она воспринимала людей, сильно отличалось от того, кем они на самом деле являлись.

Муж казался ей огромным великаном, который накрывал их как куполом тортовницы, своей заботой, и они могли безопасно вращаться красивыми пирожными в витрине, привлекая взгляды покупателей, но навсегда оставаясь муляжами продаваемых сладостей.

Она особо не помнила, как выходила замуж, как родила вначале первого, потом второго ребенка, даже когда рассматривала фотографии и видела себя вначале с Питером под зернами риса, потом держащей кульки с разницей в семь лет, и где он на первой фото с бородой, а на второй – без.

Ей пришлось работать совсем недолго, библиотекарем в местном университете, где он и подошел к ней, погруженной в чтение, и забывшей, что она здесь не читатель, а должна помогать подыскивать нужные книги и заполнять формуляры.

Часто посетители напоминали ей об этом, а однажды один из них поставил перед ее глазами табличку с ее именем и фамилией, должностью библиотекарь и заботливой припиской по возможности не беспокоить, вы точно справитесь сами. Она прочла, улыбнулась, и подняла на него глаза. Сказала краткое мерси и дальше погрузилась в чтение. Он улыбался еще больше и шире, чем она. Секунду спустя она вернулась в библиотеку как будто что-то забыла, посмотрела внимательно на читателя, стоящего перед ней, и приняла его приглашение выпить кофе, когда библиотека закроется.

Он зашел в семь, помог разложить книги, взял ее за руку и по пути в кофейню сделал ей предложение сердца, ведь руку она уже приняла, а также завтра вернуться на работу, чтобы передать заявление об уходе. Он был здесь преподавателем, которого она никогда прежде не видела, но он однажды упомянул, что виделись они не раз и не два, и она регулярно выдавала ему на руки книги.

Она давно уже решила, что будет соглашаться со всем, что рассказывают про нее люди, потому что спорить было бессмысленно – ее доводы и то, как она видела события, сильно отличались от их версий. Стойкости и убеждения ей не хватало явно и всегда, поэтому она лишь рассеянно качала головой, искренне удивляясь тому, что слышала. Зерном всех историй было ее странное поведение, непредсказуемые реакции, и зачастую исчезновение. Со временем ее перестали искать, зная, что она появится рано или поздно, и можно только теряться в догадках, где она окажется на этот раз. Она обижала людей своей забывчивостью, но ее любили за честность и даже эту странноватость, потому что она была хоть и непривычной, но при этом безопасной для нее и окружающих.

III.

Он перевез ее к себе. Она жила одна, от рано умерших родителей ей остался просторный дом. О них ей напоминали две фотографии, сделанные неизвестным фотографом. На одной она, на руках у мамы, смотрит на папу, который стоит в нескольких шагах от них. Ей всегда казалось странным это расположение их в пространстве. Зная, что их фотографируют, они не сделали шагов навстречу друг другу, а так и остались стоять и смотреть, сделав это расстояние в пару метров недосягаемой пропастью друг к другу.

А на второй был только папа. Красивый молодой мужчина с прямым взглядом. С обратной стороны надпись, сделанная маминой рукой, я буду ждать. Для нее эта карточка была также загадкой, почему эта надпись на фотографии с папой, а не с ней самой, ведь логичнее было бы подписать таким образом свою фотографию, а еще, что папа на ней хоть и смотрел прямо, – взгляд его был решительно-печально-остывшим. И тем более к нему не подходило послание мамы, которая планировала ждать того, кто уже никогда к ней не вернется. Датой фотокарточки был год их последнего расставания.

Так родители оставили ей наравне с домом множество загадок своей общей судьбы и ранний уход, – они оба погибли с небольшой разницей во времени. Папа – за рулем, упав с моста в реку (подозревают, что он был пьян и хотел покончить с собой), а маму через пару месяцев сбила машина. Водитель говорил, что она внезапно бросилась под колеса. Следствие велось долго, его оправдали.

Мысль о том, что они оба самоубийцы, пришла к ней внезапно, когда она решила подумать, какой из видов самоухода был бы наиболее подходящим к ней. Ей привиделась строптивая река с бурным течение и зеленой водой, а по ней проплывало ее тело, ловко обходя камни и минуя водовороты. Безмятежное, стройное и уже лишенное жизни. Прилипшее к телу белое платье, просвечивающаяся под ним маленькая грудь, длинные волосы, закрытые глаза и закинутые за голову длинные руки.

Она подумала, что больше похоже на папу – он тоже выбрал реку, но и с мамой они тоже похожи, – каждый из них выбрал для этого